| Просмотров: 6 731 |

Война... Великая Война 20-го столетия. Сшибка двух идеологий или двух «кровавых империй», как сейчас многие «сванидзесторонники» представляют на ТВ это великое событие в истории СССР? "Лицом к лицу лица не увидать – большое видится на расстоянии..." Ну что-ж, расстояние уже немалое, даже по историческим меркам, прошло. Но ведь держит нас это событие и сейчас, держит. И уже редкие ряды ветеранов, и нынешние пенсионеры – дети войны и послевоенной поры, и уже взрослые внуки этих детей войны : это четвёртое поколение после воевавших. Выживших, погибших, пропавших и не найденных... Почти все мы в «этот День Победы» как-то притихаем и «резонируем» на какой-то никому не известной, но реально действующей на нас частоте. ПОЧЕМУ?

В начале демократического переворота в 90-е сторонниками тогдашнего лидера была сделана попытка выбить из памяти людей ЭТО эпохальное событие (не без идеологического участия «серого кардинала» Бурбулиса, я думаю. Сейчас сей деятель «лёг на дно», но... ) Ельцину с участием духовных лиц удалось только переименовать этот ПОБЕДНЫЙ ДЕНЬ в день Почести и Памяти, дабы не «обижать наших теперяшних друзей, а тогдашних врагов» словом ПОБЕДА.

Ну результат вы видите : в Украине восстановили «память о Бандере», в Прибалтике не забывают «оказывать ежегодные почести СС-овцам», а в самой России есть сопливая молодёжь, которая под «приглядом бурбулисов» машет руками со свастикой(???). Я пытаюсь представить лица своих дедов : им было за 60 в годы войны... Я их никогда не видел, как и они меня. Но, мне кажется, я вижу их в своей памяти через своих, уже ушедших из жизни, родителей. Донбасская Юзовка - нынешний Донецк и Ленинград – всё побывало под огнём войны.
Что стало с дедом Терентием в Сталино (это тоже название Юзовки) - не знаю, а дед Артём и бабка Матрёна из Ленинграда были вывезены в 43 году в Ташкент, где и умерли в 43 же году.
40 дней в переполненном вагоне-теплушке до Ташкента, болезни и поочерёдная смерть. Выжила только мать. Не такой он был хлебный – Ташкент, как придуманный журналистами штамп. Но жили все одной бедой и за победу жертвовали многим... ЗАЧЕМ?

Если вы ждёте от меня «разжёванный» ответ на эти вопросы, то зря... Много лет назад, в СССР, один выдающийся писатель и человек показал всем, имеющим желание смотреть, документальный сериал о войне, в котором не было ни одного выстрела ни взрыва. К.Симонов, сам прошедший войну до конца, знал, что никакая «постановочная» передача не заставит воевавших и убивавших, прошедших все ужасы плена и оккупации прилюдно ворошить свою память, а уж тем более рассказывать что-то на камеру. На фоне белой стены или простыни в квартире, избе или саду, человек неспешно беседовал с Симоновым, а закамуфлированная камера или две(чтобы шум и вид не сбивали беседу) непрерывно вела съёмку. Показано было немного – эфирное время, а ещё и содержание (именно последнее, я так думаю) не дали «дорогу» всем этим рассказам и по сей день.

Но ком к горлу от рассказов подкатывал – это помню. У каждого была своя война – скажет автор, но из этих войн сложилась Победа. Годы войны в беседах умещаются в минуты воспоминаний зачастую между жизнью До и После какого-то знакового события - ЖИВ. «Разговорить» ветерана очень непросто, а уж тем более о каких-то номерах частей и даже названиях мест событий лучше не спрашивать – могут вообще прекратить откровенный разговор из-за недоверия, я так понял это. Вот желание сохранить хоть как-то те рассказы, которые я слышал от близких мне людей пересилило страх ответственности перед живыми за реальность событий.

… Год 1945. Войны нет. Небольшой волжский посёлок Правдинск (почти напротив Балахна). В доме готовят стол. И праздничный и поминальный. Глава семьи уже успел осушить по стопке с средним сыном за Победу и возвращение. Ждут молча «горячее». Хозяйка пошла к печи, где стоит чугунок с горячей картошкой. У мужиков стопки налиты, надо помянуть старшего, а не идёт рука ко рту. Хозяйка несёт горячий чугунок к столу. Открывается дверь в дом и в дверном проёме стоит…трижды «погибший» старший. Мать падает, картошка по полу… Ну что было дальше и дед, и бабушка, и дети, спустя много лет, рассказывают по-разному. Да это и не важно для нас, что было дальше. Финал все помнят одинаково : и слёзы, и приведение в чувство, и скачки всех младших вокруг старшего. А потом СТОЛ – семейный стол большой семьи Головых, в которой взрослые мужики воевали с первого дня и остались живы – отец и два сына. Вопреки всем похоронкам и извещениям о «Без вести пропавшем». Я пишу своими словами и мыслями. Вся хронология и сами события складывались в голове не за один раз, а по рассказам и обрывкам воспоминаний разных участников этих событий и в разные годы. Это не их язык, который я не смогу передать. Одно бабушкино завлекающее «по-отведай» или мягкое «попотчевать» с горьковским «О»... Оно не такое это «О», как вологодское или архангелогородское.

... Первым войну начал Михаил Фёдорович – старший сын. Он был призван в Красную Армию между финской кампанией и началом войны. К июню 41-го он уже получил полное представление о «левой – левой» и «коли». До старости помнил свой первый серьёзный бой, дополняя деталями рассказы в разные периоды рыбалок или застолий. Ну конечно под рюмку, что там… На трезвую голову или в большой компании он вообще о войне говорить не хотел никогда. Фантастическая военная судьба – ни одним сценарием не опишешь.




… Конец лета 41 года. Состав с пехотным полком быстро выгружается ночью и почти бегом к раннему утру оказывается в траншеях и окопах на передовой. В рассветной дымке(тепло было) впереди видно поле с созревшими колосьями по колено. Колосья стоят спелые и чуть головки наклоня. Убирать некому. Не далее километра за полем перелесок или лесок вдоль всего пространства слева – направо. А в нём, говорят окопные «старожилы» - немцы. В траншеях остатки тех, кто уже повоевал. Примерно по человеку на 20-25 метров длины. Пришедших погуще, но… одна винтовка на 4-5 человек со штыком. Патронов дали по десятку каждому. Автоматов ни у кого. «С рассветом пойдут» – предупреждают «старожилы». Пошли : рукава рубашек закатаны по локоть, у всех автоматы, стреляют непрерывно на ходу – голову не высунешь. На близком расстоянии оказалось, что ещё и пьяные они или выпившие, но здоровенные и «безбашенные». Идут цепью через поле по колосьям, как на прогулку, только песню осталось запеть. Ну психическая атака, как в «Чапаеве». А четверо в траншее ждут, когда убьют пятого.. И в штыковую ходили на них – без патронов. К вечеру команда : оставшимся двигаться назад к станции и раненых с собой принести. На станцию в темноте пришло около роты. Остаток от полка и предыдущих «старожилов». Погрузили раненых в оставшиеся от бомбёжки вагоны с белыми крестами на крыше сами туда же и .. на переформировку. Страшно? – страшно. И про еду не вспоминаешь. Мокрый от пота, гари, жары и какого – то страха. Не осознаёшь что было, но живой.

… При очередной переформировке «учли» небольшой рост, вес и отправили в воздушный десант: «с рацией нормально парашют будет держать. А прыгать за раз научим – не бойся, ты уже солдат бывалый, если до сих пор не убили». И прыгнули.. в ночь. Осень 41. Несколько самолётов с десантниками и боезапасом направлялись в отрезанную группу войск для помощи и выхода к фронту. Да что-то «не срослось» у отправлявших или с лётчиками или с отрезанной от главных сил части . Местность оказалась сплошь болотистая и с одной хорошей дорогой, на которую и вышли в конце концов в неполном составе: примерно рота... Никаких следов воинских подразделений или боя не обнаружили. Карта и местность не совпали. По рации получили приказ двинуться вдоль дороги к фронту и выяснить где они находятся. А это куда? Немцы встретили группу у первого же посёлка. Загнали в болото по обе стороны от дороги. С их стороны до лесной полосы было около 3 - 4 километров. На дороге появилась пушка и пулемёты. По любой шевелящейся кочке немцы стреляли из пушки, как в тире. В ледяной воде по горло.. Только в сумерках и почти всю ночь добирался до леса. Вышло на сушу около 10 человек. Без еды и практически без боезапаса. Через неделю хождения по лесам на «ощупь», голодные и «озверевшие» (по его словам) вышли на линию фронта. Это «купание» его спина запомнила на всю оставшуюся жизнь...

... Фёдор Павлович – глава семейства, с должности прораба на Балахнинском ЦБК уходит в действующую Армию добровольно почти одновременно с призывом среднего сына Александра, который верой и правдой провоевал офицером всю войну после ускоренного выпуска из военного училища. С наградами и ранениями был отправлен в запас после очередного госпиталя в самом конце войны. Фёдор Павлович служил «снабженцем», как он нам рассказывал. «Снабжал минами и снарядами всех кто стрелял» – и смеётся. «Так ты ж машину не водишь – говорим ему – на складе что ли командовал?» Дед посерьёзнел, взял очередную порцию табака из коробки в специальные щипцы, спрессовал, «одел» сверху папиросную гильзу и шомполком загнал эту порцию в гильзу. Снял готовую папиросу, закурил и прищурив один глаз от дыма, заметил нам : «А машин не было. Я на лошадях повозки с ящиками возил. Две повозки, два коня. Погрузил-привёз-разгрузил и уехал». Один на две повозки? «Бывало и вдвоём.. на три»-и улыбается. Так ты ж говорил, что старшиной был? «Так и было : за старшину получил, за старшину погрузил, за старшину сдал». И так до конца войны? «Нет, когда немцев от Волги вышибли, приказали опять восстанавливать приволжские предприятия и города, но это уже 44 – 45 год был. И Балахнинский ЦБК и Жигулёвский пивзавод.. и ещё много чего было».

 

 

 

Другие новости по теме

проект "Имена и лица ПОБЕДЫ"
Стихи ложатся на бумагу…
Кондопожский детский дом
Дед: ДВА ВЕТЕРАНА
Эхо войны

 

Комментарии (0)