| Просмотров: 7 067 |

Путешествовать в прошлое всегда интересно. Память людей, свидетелей исторических событий, в отличие от бесстрастных архивных документов или научных трудов, обладает бесценным качеством: рассказчик передает яркие образы, свои чувства и на-строение. Слушатель начинает видеть его глазами. И прошлое предстает во всех красках.

Однако признаюсь, путешествие в Кондопогу середины 30-х годов XX века вызвало противоречивые чувства. Слишком много открылось подробностей. Моим путеводителем была Эльза Августовна Баландис (в девичестве Лехтонен), долгие годы носившая печать — дочь врага народа.

Немного истории
На заре советской власти в Карелию приехали тысячи финнов. Перебежчиков из Финляндии среди них было немного. Основной костяк составляли финны из США, а также из Канады и Швеции. Эти люди в свое время в силу экономических или политических причин уехали с родины. Однако за океаном прижиться не смогли, тосковали по своим лесам и озерам. Поэтому клич карельского руководства приехать и работать здесь восприняли с энтузиазмом. Цель была благородная — помочь молодому государству рабочих построить социализм. В конце 20-х — начале 30-х годов Карелия остро нуждалась в квалифицированной рабочей силе, причем не только на лесозаготовках, но и на строительстве промышленных предприятий. Кондопога была одним из тех мест, где дефицит кадров ощущался особенно остро. Сюда и был направлен один из потоков переселенцев.
Семья Лехтонен в Канаде жила недолго, эмигрировала из Финляндии в 1927 году. Причина для тех лет обычная — Август Лехтонен, глава семейства, придерживался коммунистических взглядов и на родине был вынужден скрываться от властей. Когда развернулась кампания по вербовке финнов, то откликнулся сразу, несмотря на отговоры тех людей, которые уже побывали в Советском Союзе. Он не верил тому, что рассказывали очевидцы, считал это буржуазной пропагандой. Так чета Лехтонен вместе с дочерью Эльзой оказалась сначала в Ленинграде, потом в Петрозаводске, а затем и в Кондопоге.

Интернационал в действии
По воспоминаниям Эльзы Августовны, город в те годы напоминал бурлящий котел. Жизнь кипела: строились новые здания, появлялись новые улицы, бумажная фабрика набирала мощь.

В силу своего возраста она не вникала в рабочие дела взрослых. Знала только, что есть завод, где работали отцы почти всех знакомых детей, есть Дом культуры, куда ее привела мама. Семья Лехтонен была музыкальной: отец играл на многих музыкальных инструментах, мать прекрасно пела и танцевала. Дочь на лету схватывала новые танцевальные па, занималась гимнастикой, акробатикой, лыжами. Также жили и соседи: после рабочей смены любили красиво отдохнуть. В Кондопожском Доме культуры работали драмкружок, молодежная художественная студия, агитбригада, смешанный хор, оркестр, хореографический кружок и физкультурная бригада домохозяек. Ста-вились целые спектакли, проводились грандиозные концерты. Причем музыкальные инструменты и сценические костюмы были привезены финнами на новую родину вместе с домашним скарбом.

Люди, приезжая на новое место жительства, везли ремонтные мастерские, пекарни, лекарства для больниц. Август Лехтонен был краснодеревщиком, он привез большой сундук с инструментом.
На улицах города, в домах, магазинах, парикмахерской, в школе, Доме культуры можно было слышать финскую, шведскую, английскую, карельскую, русскую речь. Дети же изъяснялись друг с другом на смеси всех языков сразу. Они легко переходили с финского на русский, с русского — на английский. И друзья у них были среди всех народностей, живущих тогда в Кондопоге.

Маленькая отважная Эльза
Несчастья на семью Лехтонен обрушились незадолго до трагического для советских финнов 1935 года. Умерла хозяйка дома. Упрямый и несгибаемый характер девочки-подростка проявился, когда отец по-пытался привести в дом новую жену. Благодаря усилиям Эльзы первая мачеха была с позором изгнана, вторая ей понравилась больше. Однако семье не удалось обрести мир и покой. В 1935 году финское руководство республики (Гюллинг, Ровио) было смещено, и в Карелии началась борьба с финским буржуазным национализмом. Во многие дома Кондопоги пришла беда — людей арестовывали и обвиняли в контрреволюционной деятельности, антисоветской пропаганде, шпионаже и вредительстве. Августа Лехтонена взяли на работе. Потом пришли и за мачехой.
Эльза осталась одна. Ей было всего тринадцать. Первое время она бегала в отделение милиции, чтобы узнать, где отец. Иногда ее провожали к следователю, но лишь для того, чтобы спросить, где отец прячет оружие, которое привез в СССР. Вскоре ее попытались вы-гнать из дома, в котором жила семья Лехтонен до арестов. В первый раз это сделать не удалось: Эльза метнула в представителей власти топорик, который застрял в косяке двери. Но вскоре строптивая девочка все же оказалась на улице. Ютилась в сарайчике с козами и курами.
В то время быть дочерью врага народа означало одно — быть отвергнутой многими вчерашними друзьями, не иметь будущего. Девочке на собственном примере пришлось узнать, какова цена человеческой дружбы, смелости и жалости, а также коварства и предательства. Были те, кто не просто отвернулся от ребенка, попавшего в беду, а просто поживился на ее горе. Август Лехтонен догадывался, что его скоро арестуют, и передал часть ценных вещей и денег своим друзь-ям. Эльзе не досталось ничего. "Друзья" сделали вид, что ничего не было, и все присвоили себе. Но находились и другие, те, кто кормил девочку, давал ей одежду. Эльза Августовна вспоминает, что когда было особенно голодно, она шла в пекарню, там всегда выносили хлеб. Или же в парикмахерскую, где она делала укладки посетительницам, а ее поили чаем. Эльза не чуралась никакой работы, главное, чтобы кусок хлеба был заработан честно. Даже за объедки в ресторане она мыла посуду.

Дом печали
Лехтонены жили недалеко от Дома культуры. Поэтому этот дом стал для Эльзы родным. Здесь они пели вместе с мамой, здесь она впервые вышла на сцену. Она любила его стены, людей, которые здесь работали. Особенно Хельму Мальми, руководительницу рабочей самодеятельности. Когда начались репрессии, семья Мальми осталась в числе настоящих друзей Эльзы. Они помогали ей выживать, и не только куском хлеба. Давали возможность заниматься любимым делом. Эльза по-прежнему пела и танцевала в Доме культуры. Может быть, это не позволило душе девочки очерстветь.

Эльза, оставшись одна, иногда приходила в Дом культуры просто для того, чтобы побыть в тепле, посидеть незаметно в уголке. Однако вскоре от этого пришлось отказаться. Подвалы Дома культуры стали использоваться как камеры для допросов политических заключенных. Причем звуки, доносившиеся снизу, крики и выстрелы можно было слышать даже днем, когда наверху шло кино. Дети, прячась от охра-ны, умудрялись заглядывать в небольшие окошки полуподвальных помещений Дома культуры и наблюдать, как ведутся допросы. Однажды кому-то удалось бежать, человек ринулся вниз, к озеру. Охрана открыла огонь. Под пули попал сверстник Эльзы, катавшийся на лодке.

Последние встречи
Однажды Эльзе передали письмо, в котором неизвестный сообщал, что ее отец лежит в одной из больниц Петрозаводска. Она приехала по адресу и нашла его. Только сразу не узнала. Перед ней лежал бородатый изможденный человек: руки и лицо было в ранах (как оказалось, его травили собаками). Пока человек не прошептал ее имя, она не верила, что за такое короткое время здоровый, крепкий мужчина может превратиться в развалину. Услышав тихое "Эльси...", девочка упала в обморок. Оказывается, Август в силу крепкого характера и крутого нрава не поддавался на уговоры подписать доносы на своих товарищей. На побои отвечал кулаками (недаром когда-то занимался вольной борьбой). Его чудом не пристрелили. Ранение оказалось тяжелым. Лечили три месяца. Все это время Эльза жила у медсестры и бегала через черный ход в больницу. Девочку втихаря, но пускали к отцу.

Как-то в палате его не оказалось — выписали и увели. Добрые люди подсказали адрес, где можно было попытаться узнать куда. Нашла. Им даже удалось посидеть вместе на скамеечке перед милицией, пока оформляли какие-то документы. Затем отца куда-то увезли, Эльза вернулась в Кондопогу. Отцу она не призналась, что ее выгнали из дома, чтобы не расстраивать лишний раз любимого человека. Спустя несколько дней к ней, запыхавшись, прибежала соседка и сообщила, что вроде бы Августа видели в окне камеры в милиции. Оказалось — правда. Через решетку камеры были перекинуты полосатые шерстяные носки, которые Эльза вязала для отца. Несколько слов, сказанных друг другу, были последними в их жизни. Дней десять Эльза жила на чердаке дома напротив милиции, караулила, когда будут увозить отца. Однажды ночью это случилось. Больше она его никогда не видела.

Долгая жизнь
До 1941 года Эльза жила в Кондопоге. Работала на фабрике игрушек. Ей доверяли самую ответственную работу. "Я всегда была рукодельная", — признается Эльза Августовна. Освоила профессию парикмахера. В свободное время участвовала в самодеятельности. Этому увлечению детства суждено было стать ее судьбой. После начала войны была эвакуирована и через какое-то время оказалась в бригаде артистов, которая ездила по фронтам. Так она стала артист-кой ансамбля "Кантеле".

После войны, в 1947 году, когда жизнь стала налаживаться, ее арестовали. До сих пор не знает, по какому приговору три года провела в Воркуте на сплаве леса. Мир не без добрых людей. И после лагеря друзья помогли ей с работой. Растила дочь, потом внуков. Когда при-шли иные времена, получила три документа о реабилитации: на себя, на отца и мачеху. Потом стал возможным отъезд в Финляндию. Многие ее знакомые финны уехали. Она их не осуждает. Уж слишком много страха и унижений довелось испытать людям в стране, которую они были готовы признать родиной. Но сама Эльза Августовна не хочет уезжать. Считает, что всей жизнью заслужила право остаться здесь до конца.






 

 

 

Другие новости по теме

«Старый, старый… - Новый год» - путешествие в Новый год советской эпохи.
Косяки - 10. Полиграфические
Проведение выездной выставки "Корабли, экспедиции, люди" морского клуба путешественников и исследователей "Полярный Одиссей"
280 миллионов евро: строительство горнолыжного курорта в Спасской Губе
Новый целебный источник в районе Спасской губы

 

Комментарии (0)